В мае мы опубликовали статью, в которой психиатр-нарколог честно признал: в беларуских психиатрических клиниках пациенты, по сути, являются абсолютно бесправными. После попадания в закрытое отделение людей как будто отрезают от внешнего мира, его правил, порядков, логики.
И врачи, и пациенты часто называют всю существующую систему «карательной психиатрией», сетуя на то, что она досталась нам со времен Советского Союза. Напомним, прошло уже три десятилетия! Даже самые молодые специалисты, работавшие в то время, всерьез задумываются о пенсии, а с их уходом окончательно исчезнет возможность переложить ответственность.
Сегодня мы продемонстрируем вам крайне тяжелый разговор, который состоялся с девушкой, неоднократно бывшей пациенткой Новинок. Хотим сразу отметить, нам были предоставлены документы и звукозаписи, подтверждающие некоторые из эпизодов в статье. Также мы показали статью другим пациенткам психиатрических отделений и профильным врачам, которые отметили, что описанные события видятся им вполне реальными с учетом их личного опыта пребывания в Новинках. Мы постарались максимально точно сохранить последовательность разговора, избегая литературной обработки, которая в данном случае неуместна.
— Несколько лет назад вы попали в 5-е отделение РНПЦ Психического здоровья, или проще — Новинок. Как это произошло?
— У меня возникли ментальные проблемы, под вопросом было биполярное расстройство, и я добровольно отправилась в стационар, чтобы мне установили конкретный диагноз и подобрали лечение.
— Вы шли на госпитализацию, как в любую другую больницу?
— Я понимала, что какие-то свободы у меня могут быть частично ограничены, но в общем ожидала условий, которые можно описать как «приемлемые». Но, конечно, ожидания и реальность... Уже с первых минут, когда проходил опрос перед поступлением в приемном покое, я почувствовала негативно-безразличное отношение со стороны персонала. Как будто ты не человек, а вещь. А скорее некое существо, которое может быть опасным, и тебя надо как можно скорее подавить, чтобы всем было понятно, кто здесь «начальник», а кто обязан беспрекословно следовать всем приказам.
А дальше — череда мероприятий, которые еще больше заставляют почувствовать, что ты оказываешься не в больнице, а в тюрьме: тебя полностью переодевают в спецодежду под строгим надзором, после ведут по коридорам и закрывают за двойными дверьми. Дороги назад нет. Иллюзию, что придя сюда добровольно, ты точно также можешь покинуть стены отделения, стараются уничтожить как можно быстрее.
В первую очередь забрали телефон. Следом — многие другие вещи (я брала их с собой, как в обычную больницу): книги, блокноты, ручки, карандаши. Из одежды, конечно же, нельзя было, чтобы были вещи со шнурками. Забирали даже книги в твердом переплете, блокноты тоже, с какими-то неострыми углами, но всё это забирали. Как можно меньше вещей, чтобы было.
— Что происходило сразу после того, как вы попали в отделение?
— Проходишь две двери, которые закрываются на ключ. Получается, как шлюз. А дальше — прямой коридор. Слева первая же палата — «наблюдательная». Туда заводят абсолютно всех, кто поступает, пока врачи не посмотрят и не скажут, что можно переводить в обычную палату.
— Как выглядела наблюдательная палата?
— Это место, в котором держат пациентов, создающих проблемы. Рядом с этой палатой постоянно кто-то дежурит. В палате, насколько я помню, было девять человек. Большинство из них просто спало, потому что были «обколотые». Дальше трех метров от дверей наблюдательной палаты отойти нельзя, потому что санитарки начинают кричать, загонять тебя обратно. Можно только в туалет сходить или подойти на пост к телефону, если тебе позвонят, и то — с разрешения врача.
— То есть врач или медсестра решают, можете ли вы поговорить со своими родными и близкими, которые вам звонят?
— Да. И могут, например, лишить возможности разговаривать в наказание.
— Опишите процесс нахождения в наблюдательной палате.
— На ночь свет не выключают полностью, оставляют ночники. Там бывают разные кровати, разные матрасы, но всё это старое, и белье часто имеет нехороший запах. Если не повезет, в палате будут находиться женщины в тяжелом состоянии: туда часто привозили умирающих бабушек. За ними ухаживают другие пациенты: подмывают, меняют памперсы и т.д. И, соответственно, запах, понятно, какой стоял.
В первый же день у меня случилась истерика, и персонал доложил об этом врачу. Мне укололи диазепам и кололи его без перерыва на протяжении нескольких дней. И, очевидно, я была очень заторможенная. Здесь важно понимать, что как у меня, так и у большинства пациентов после такого «теплого приема» очень сильно повышается тревожность. Люди постоянно пребывают в состоянии отчужденности, страха, непонимания происходящего. В итоге через диазепам проходит большинство.
— Сколько вы находились в наблюдательной палате?
— Примерно двое суток. Потом пришел врач и решил, что я достаточно «хорошо себя веду» для того, чтобы меня перевести в общие палаты.
— Что значит «хорошо себя ведешь»?
— Не пугаешься, не плачешь, есть даже негласное правило: если ты плачешь, тебя переводят в наблюдательную палату и поднимают дозу препаратов. Обязательно нужно съедать всё, что тебе дают, потому что, если не съешь, донесут врачу, и опять же будут неприятности. В принципе, хорошо себя вести — это значит быть абсолютно незаметной, не создающей проблемы.
— То есть люди в Новинках боятся плакать?
— Да.
— Есть ли у человека, находящегося в отделении, возможность хотя бы номинально остаться наедине с собой? Пусть под присмотром камер, но всё же…
— Такой возможности нет. Даже когда ты идешь в туалет, по сути остаешься на виду. Он специально так устроен: прямоугольная комната, разделенная на две части. В одной — четыре унитаза, по два у каждой стены. Они разделены немного перегородками, но все друг друга видят, если напротив сидят. Прямо на входе, слева от двери, есть биде. Его видно с места санитарки. Закрыть дверь нельзя. То есть ты подмываешься на глазах у санитарки и всех остальных, кто проходит по коридору.
И с посещением туалета регулярно возникали трудности, потому что очень часто он закрывался на уборку или во время раздачи лекарств.
— Сколько длится уборка?
— В среднем около 15-30 минут. Это зависит от пациента, который убирает.
— Почему пациент убирает туалеты?
— Это отличный вопрос. Таким образом он «зарабатывает» себе возможность покурить. Поэтому уборкой туалета занимаются сразу несколько пациентов и делают это с энтузиазмом. Санитарки в это время просто наблюдают за происходящим, контролируют процесс.
— То есть туалет может быть закрыт три раза в день на время до получаса?
— Это только на уборку, и ещё три раза — на раздачу таблеток, тоже минут на 20-30. Закрывают, чтобы пациенты не выплевывали таблетки.
— Вы говорили, что санитарки кричали на вас, когда вы пытались отойти от дверей наблюдательной палаты. Разве вам не объяснили правила нахождения в закрытом стационаре?
— Со мной там первое время никто не контактировал вообще. Никакого контакта ни с пациентами в первое время не было, ни с персоналом. И все правила приходилось узнавать «на практике»: на тебя начинают кричать, и так понимаешь, что можно, а что — нельзя.
— Какие еще условия пребывания вас удивили?
— Врач не рассказывал мне, какие препараты назначает. Я и другие пациентки пытались «подсматривать», какие таблетки нам раскладывают и в какой дозировке, только так мы могли иметь хотя бы приблизительное представление о курсе лечения. Я просила врача назвать мой диагноз, но мне отказались его сообщить. Просила хотя бы приблизительно, и в ответ мне сказали «вот если угадаешь, то будешь знать диагноз». Я не угадала.
— Когда вы, наконец, узнали свой диагноз?
— Уже «на свободе», когда выписка пришла моему врачу-психиатру.
— Когда вы попали в общую палату, что она из себя представляла?
— У меня появилась возможность свободно передвигаться по территории отделения. За исключением «тихого часа» с 14 до 17, когда выходить разрешали только в туалет (и то, это вызывало раздражение у персонала).
— Вы описали, как пациенты вынуждены ходить в туалет. А как обстояло дело с душем?
— Существовали негласные правила: в душ можно было ходить раз в неделю, и ещё один раз в неделю — мыть голову. За этим следили достаточно строго. Некоторые пациенты пробовали «втихаря» мыть голову в раковине, но санитарки угрожали: если поймают – переведут в наблюдательную палату.
Почему мы не могли мыться, когда захотим, нам никто не объяснял. Предполагаю, одна из причин — санитарки возмущались, что им приходится убирать в душе после того, как там кто-то помоется.
Правда, те пациенты, что выполняли работу за санитарок, имели право пользоваться душем в любое время.
— Как часто приходилось работать? Принуждали ли к этому?
— Я бы не сказала, что нас кто-то принуждал. Но если хочешь жить хотя бы с минимальным комфортом, то работать приходилось.
— Как происходило это «привлечение к труду»?
— Там уже сформировалась устоявшаяся система: когда поступаешь, видишь группу людей, назовем их «работниками». Санитарка приходит к ним и отдает распоряжения: кто помоет полы, а кто занесет одежду. По сути, всю работу за санитарок делали пациенты.
— А что они за это получали?
— Возможность принять душ в любое время, чаще выходить на улицу покурить. Да просто оказаться на улице — это уже праздник, потому что прогулки там вообще не предусмотрены.
— У вас был в отделении телевизор?
— Да, был, но смотреть его можно было только, если медперсонал выдаст пульт. Обычно разрешали смотреть вечером, и иногда, если повезет, днем по выходным.
— Люди вообще не возмущались происходящему?
— Все принимают правила игры. Кто будет жаловаться, тот рискует остаться там надолго, попасть в наблюдательную палату, быть «обколотым» препаратами, либо вообще — «зафиксированным».
— Вы были свидетелем подобных примеров?
— Была ситуация, когда у девочки нашли лезвие. Порезались еще несколько человек, и начали выяснять, что произошло. Девочку позвали, угрожали, что вызовут милицию и её родителей. Одна моя знакомая заступилась за неё, сказала: «ты имеешь право молчать, не оговаривать себя». Она ей объяснила, что они не имеют права так давить. За это её отправили в наблюдательную палату. Она отказалась идти добровольно. Вызвали двух санитаров. Они её заломали, заволокли в «наблюдательную», зафиксировали и, по-моему,вкололи успокаивающий препарат. Я думаю, что её хотели таким методом припугнуть.
— Чем закончилось ваше пребывание в отделении?
— Пробыла там, по-моему, 28 дней. Уже через две недели я вообще не видела смысла оставаться в больнице, так как все необходимые обследования мне уже сделали. Постоянно просила врача меня выписать. Психотерапии у меня уже не было. Я неоднократно подходила с просьбами о выписке разза последние две недели пребывания. Мне отвечали: «выписки не будет». Всё это время я просто ждала доцента, который должен был меня проконсультировать. Но он так и не пришел. Медикаментозную терапию, которую я проходила в больнице, мой психиатр отменил сразу, как только я выписалась, сказав, что она не имела никакого смысла в такой комбинации.
— Можете вспомнить какие-то особенные события за эти 28 дней?
— Однажды должна была пройти проверка, в «гости» ждали главврача. Нас заставляли мыть плинтуса, ножки тележек, вычистить каждый уголок палаты до блеска. Мне кажется, нечто подобное происходит при проверке в армии (или — тюрьме). Это было крайне нелепо. Буквально все зациклились на том, чтобы на стене не осталось ни единого пятнышка. И так — в течение трех дней, причём пациенты работали даже после того, как объявляли отбой.
— Вы рассказали, что побывали в Пятом отделении неоднократно…
— Во второй раз я оказалась в отделении спустя полгода и находилась там около трех недель. Пришла опять добровольно, для уточнения диагноза, чтобы мне назначили нормальную психотерапию. А еще надеялась, наконец-то, дождаться консультации доцента.
— Как прошло пребывание на этот раз?
— Если коротко, за это время произошло несколько неприятных инцидентов. В отделение привели девочку, лет пятнадцати. Она стеснялась раздеваться для прохождения ЭКГ (вокруг было пять пациенток, которые ждали своей очереди). Медсестра ей говорит: «что же ты перед мальчиками не стесняешься раздеваться, а тут боишься».
От этой же медсестры был аналогичный комментарий во время взятия мазка у ещё одной несовершеннолетней девочки, которая только поступила. Процедура также проводилась на глазах у многих пациенток, посреди туалетной комнаты. Подросток начал стесняться, а она выдала: «ноги раздвигать перед своими мальчиками не боишься, а здесь — испугалась».
Ещё одна дикая история — рядом со мной лежала женщина, которую к нам направили прямо из ЛОДЭ. Она пришла в частную клинику в подавленном настроении, просила назначить антидепрессанты. Врач увидел на ней порезы и вызвал бригаду. Её привезли в приемный покой, и она сразу заявила, что не хочет ложиться в больницу, но ей сказали: «мы вас забираем в любом случае». В итоге это оказалось принудительной госпитализацией.
В приемном покое её пытались заставить переодеваться при мужчине. Она возмутилась, начался конфликт. Женщине насильно сделали укол. Она просила показать ампулу, чтобы понять, что колят, но ничего не показали. Уже в нашем отделении она упала в обморок.
В первые дни она пыталась сопротивляться, говорила: «я хочу, чтобы меня выписали, у вас нет права меня здесь удерживать». Но это было бесполезно. Её держали недели 3-4, причём даже не давали медикаментов. То есть она просто сидела в палате, насильно запертая. А ещё у неё был маленький ребенок, с которым не давали нормально общаться даже по телефону. На время её отсутствия ребенка взяла к себе её мама. Она же приезжала и добивалась выписки, но — бесполезно. Есть негласное правило: поступивший пациент должен пролежать не менее 2-3 недель, иначе портятся какие-то «показатели».
Условия сильно ухудшились из-за карантина, который на тот момент ввели в больнице. Нам, по сути, запретили выходить из палаты. Запретили сидеть вдвоем на одной кровати. Проветривать помещение можно было крайне редко, по «спецразрешению». Был ещё странный запрет — всем запретили подходить к окнам. Начмед на полном серьёзе заявила, что пациенты в нестабильном состоянии могут разбить оконное стекло и устроить «резню» в палате. Есть маленький нюанс: там везде установлены стеклопакеты, и как она себе это представляла, я не знаю.
— Были ли на вашей памяти ещё случаи госпитализации помимо воли пациента?
— Да, в больницу привезли девушку — «скорую» вызвала её подруга, которой показалось, что девушка наглоталась таблеток (как выяснилось позже, этого не было — просто выпила таблетки, назначенные врачом). Она не захотела ложиться в больницу, начала сопротивляться. Её скрутили, привязали к батарее. От возмущения девушка попыталась укусить санитара и сразу получила сильную дозу успокоительных. После всего этого у неё остались сильные синяки — я их сама видела.
Эту девушку быстро выписали, потому что в больницу пришли родственники и устроили настоящий скандал начмеду и заведующей. В итоге им сказали: «мы вас не просто выписываем, а переводим в больницу по месту жительства. Доедете ли вы туда или нет — ваше дело».
— То есть была выяснена ошибка, но, несмотря на это, всё равно пытались создать иллюзию «лечения»?
— Да. Девушка пролежала в палате четыре-пять дней. Всё это время она пыталась объяснить, что её положили в Новинки без причины. И если бы не родственники, никто её бы не послушал, я уверена.
— После второго пребывания в Новинках вы написали жалобу на действия персонала. Почему?
— Потому что я увидела тюремные условия содержания пациентов. Я увидела, что в психиатрическом отделении, по сути, отсутствует психотерапия. Ещё я жаловалась на то, что неоднократно видела, как простывшим пациентам не оказывалась медицинская помощь. Порой градусник надо было буквально выпрашивать у медсестер, если со сменой не повезёт. Если болит голова — это отдельная проблема. Обезболивающие назначает только лечащий врач, а если дело происходит вечером, то нужно вызывать дежурного врача. А он может прийти только через часа три. Также я требовала прекратить использование труда пациентов.
— Как руководство больницы отреагировало на жалобу?
— Меня вызвали на комиссию. Там была начмед, заведующая и старшая медсестра. Говорили около часа. Меня убеждали, что я ничего не понимаю, что мне это всё показалось, и на самом деле у них всё отлично. Рассказали, что трудотерапия очень полезна для пациентов, они сами этого хотят. Что никакая фиксация не применяется, а если и есть — это, подчеркнуто, мягкая фиксация. И делают её только когда вынуждены, а не в карательных целях.
Но ведь я это всё видела сама!
— К какому итогу привел ваш разговор?
— Сначала мы говорили все вместе, потом отдельно с заведующей и старшей медсестрой. Мне показалось, что заведующая действительно старалась как-то вникнуть, поговорить, обсудить, переживала, что недосмотрела.
В общем, никаких итогов, по сути, не было.
После моей жалобы поступило ещё несколько жалоб от других людей. Появилась и коллективная жалоба, так как администрация отказывалась рассматривать некоторые эпизоды без личного присутствия пострадавшего. В итоге заведующая называла нас «бандой из 20 человек, терроризирующей отделение».
